я

В памяти каждого из нас, катающихся и отдыхающих в объятиях снежной стихии, остался тот лыжный курорт или тот спуск, та прикольная лыжная ситуация, о которых нельзя, не хочется и просто нет сил молчать.

Здесь я делюсь этим позитивом, этой эмоциональной насыщенностью, оккупировавшей мою память.

Это дань моей страсти.


понедельник, 30 мая 2011 г.

Проба первого дня

   В тот сезон мы, я и мой приятель Коля, собрались духом, телом и снарягой, и решили с гордостью откатать сезон в Австрии, покорив один из больших альпийских ледников - Штубайер. Мы долетели до Вены и, далее Тирольские авиалинии увлекли нас в Инсбрук, а оттуда такси завершило наш трансфер до маленького, в три улицы, городка Иглс, в центре которого и располагался наш отель.
  Разместились мы удобно и, я в ожидании завтрашней каталки, а Коля - первых лыжных ощущений, приняв "За приезд!", "За снег!" и "За погоду!" отчалились в царствие Морфея с сладостной улыбкой блаженных. С этой же улыбкой мы утром рассматривая окрестности с интересом и радостью, обзавелись прокатной снарягой и персональным инструктором для Коли, которых он эксплуатировал нещадно. Самоотверженный труд был вознагражден и спустя несколько дней пахоты в "лягушатнике" его повело на гору знакомиться с бугелем. На взирая на приличный избыточный вес, Коля не казался тучным - при его среднем росте он выглядел большим. Этот большой человек обладал и большой душой, с которой он самоотверженно пошел на бугель, как на медведя с одной лишь рогатиной - навалившись всем телом на метровую ручку штанги бугеля Коля зажав ее руками с висячими на тельмяках палками, сделал первую попытку оседлать двадцатисантиметровый пяточек круглой формы. Первая попытка предугадано оказалась негативной. Народ, стоящий в очереди с пониманием поощрительно улыбался, давая возможность Коле встать в надежде, что следующая попытка будет успешной. Так думал и Коля. Считая, что в предыдущий раз сделал что-то не так, он повторил все с копировальной точностью Ксерокса и был крайне удивлен результату - над ним проплывали одна за другой штанги бугеля, за спиной безропотно мялся чужестранный люд, чье молчаливое согласие Коля воспринял как призыв к действию и отбросив палки в сторону присел на пятачек с жестким намерением во что бы то ни стало не отпускать штангу, что ему, собственно, и удалось - не выпуская штангу из рук в сидячем положении он мягко завалился на бок и медленно двигался, увлеченный бугелем все в той же позе младенца - сгруппировавшись и поджав под себя ноги, на которых беспомощно болтались лыжи. Бугель остановили, палки вручили.
   Настойчивость нашего народа в достижении поставленной цели не раз оправдывала средства, вот и сейчас, Коля решив все равно достигнуть необходимый результат, не оставил лыжню, а воспользовавшись остановкой бугеля, захватив в плен свисающую над ним штангу, гордо поднявшись с колен, как пролетариат по Ленину - нечего терять кроме своих цепей, зажал между ног пятак штанги, словно радист зубами перебитый шальной пулей провод связи, и застыл в готовности подвергнуть испытанию сие буксировочное устройство. Трос натянулся дернулся и потянул Колю наверх, к его первой вершине, с которой спустя два часа он разгоряченный и довольный собой ввалился в гаштет, где у барной стойки накануне мы условились встретиться. Он был доволен собой. Проба первого его дня удалась.

суббота, 14 мая 2011 г.

Улудаг

Часть 1. Каррина


   Расслабленные турецким "аллинклюсив" в летнее время, мы собирались откатать "все включено" на склонах турецкого Улудага, в две зоны катания - старая и новая, предлагающего и сервис и единый скипас для каждой.  Выбрав вторую, найболее "навороченную" зону проживания, приобрели два тура в соседние две гостинницы по пять, самых что ни на есть реальных, звезд - с тремя бассейнами каждая, SPA, отличной рекриационной зоной, пятиразовыми приемами пищи, дневным чаем и непустеющим лобби-баром. Гостиница Каррина - здание треугольной формы красного цвета, явно контрастировало на белом фоне свежевыпавшего снега, была местом нашего первого пристанища, встретила нас вечерним спокойствием и легким поздним ужином. А уже утром мы окунулись в царство подготовленного лыжного сервиса в второй единой зоне катания.



   Заботливые руки турецких скименов помогали снимать и одевать боты, ловко щелкая пряжками замков они с улыбкой желали хорошего дня и перемещались к другой паре ног еще не зажатых ботами. Их доброжелательность располагала и настраивала на легкость общения и катания. 
   Подъемник был рядом с выходом из хранилища гостиницы - места обязательного хранения нашей снаряги, настолько близко, что народ заезжая к турникету подъемника непременно сталкивался с теми кто только одевал лыжи или снимал их. Вся инфраструктура компактна и максимально приближена к койкоместу - сервис по-турецки - "все есть и все в нашем отеле!". Этот сервис по сравнению с нашим "ненавязчивым" можно было охарактеризовать как "навязчивый" - везде, где только можно было нуждаться хоть в чем-то, везде можно было увидеть "вражескую" рожу с сырной улыбкой типа "cheese", очень быстро начал утомлять.

   Единственной отрадой были горы - безлюдные, отратраченные склоны притягивали своей мягкостью и сухим жестким снегом, пылью ускользающим из-под кантов снаряги, незначительный перепад высот и тупики, прохождение которых требовало остановки и перевалки, что создавало иллюзию "суровых вершин". На эти вершины мы рванули еще в первый день, с страстью выкатав несложные склоны второй зоны катания по единому скипасу и оказались в сообществе "паркетных лыжниц", которые, следуя запомнившемуся выражению главного героя "Семнадцати мгновений весны" - "... юные лыжницы по-прежнему катаются с горных вершин", в сопровождении своих спутников предавались сложному искусству горнолыжного обольщения и соблазнения последних в этих, таких экстремальных, условиях. Пролетая мимо "парочек", с улыбкой оценивали их потуги в борьбе за выживание, замешанные на поиске лучшего, мы, удивленные их силе воли и жажде жизни, искренне радовались их горнолыжным успехам. А вечером в баре или лобби гостиницы наблюдали как они блестали привораживая наши взгляды, а утром вновь облачали себя в горнолыжную снарягу и шли покорять склоны и сердца своих спутников. 

Улудаг

Часть 2. Монте Байя.


  Центральный вход в огромный по размерам и высокий в несколько этажей, в гостиницу Монте Байя располагался на первом этаже здания с фасадной стороны, лицом в долину, а вход к лыжному хранилищу находился с подгорной стороны на третьем этаже.


    Сменяя один отель на другой мы переехали с своей снарягой через центральный вход, и не меняя экипа, бросив сумки на произвол на ковер номера, мы откатав до конца день переезда, вошли в отель на третьем этаже через хранилище и оказались в огромном холле с видом на гору. 

Хол украшал камин,большой с открытым зевом, огромного размера прикаминной полкой

   Хол украшал камин, большой с открытым зевом, огромного размера прикаминной полкой в два уровня, на которой у огня "под гитару" усаживалось по семь-десять человек, согревая помещение бардовским пением. Среди многонационального люда русскоязычных групп было две, две группы из России, заполнивших все пространство своими эмоциями и своими пристрастиями. Эмоционально настроенная первая в традициях советского туризма, собиралась у камина, весело что-то обсуждали, спорили, смеялись, много пели и непременно "Милая моя, солнышко земное" и "Лыжи у печки стоят" - песни так горячо любимые нами, в чью душу и сердце вошли горы навсегда в те далекие времена развитого социализма. 

Вторая, не менее веселая группа из Волгограда, налегала на спиртное и игру в карты, здесь же в холе в правом его крыле, удобно расположившись в глубоких кожаных диванах и креслах, неизменно расставляемых ими в большой круг в центре которого красовалось спиртное на составленных вместе четырех журнальных столиках и колода карт, переходя от одного сдающего к другому, подчеркивала ажиотаж присутствующих. Эти две группы не пересекались на горе и не объединялись в игре или развлечениях, они демонстрировали окружающим насколько русские разные, чем ломали "турецкие стереотипы". 
   Это была самая тяжелая поездка в горы - напрочь испорченное катание обильной и вкусной кухней, пятиразовым питанием, низкими и скучными горами, в последние дни усугубилась, пришедшим невесть откуда, циклоном. 

Циклон заходил физически, ежеминутно отвоевывая пространство, лишая нас катания 

   Возвращаясь домой меня мучило жгучее чувство лыжного голода, которое суждено было удовлетворить только следующим сезоном в швейцарском Церматте и итальянской Червиньи.

суббота, 7 мая 2011 г.

Четыре Долины


  В Альпах, вне зависимости от государственной принадлежности, такое название можно встретить часто - названия в которых объединены некие количества долин - в Швейцарии - Четыре Долины, в Австрии - Три Долины. Я ехал в Швейцарию. В тот сезон, классно откатавшись в швейцарском Церматте и итальянской Червиньи, я неожиданно для себя набрел на просторах интернета на некое мероприятие, проводимое в Нендазе (район Вербье, Четыре Долины, Швейцария) под интригующим названием "Лунное катание", нет, не "ночное катание", а именно "Лунное". Интрига была усиленна необходимостью обязательной регистрации и решение было принято - online-регистрация, визовая поддержка, самолет, поездка. Снаряга, еще не отправленная на летнюю консервацию, пересобрана и упакована в лыжную сумку "мечта оккупанта" - двухметровый короб на колесах, пройдя за неделю все процедуры я, в конце-концов приземлился в аэропорту Женева, в его швейцарской части. В этот день в Женеву прибыл и циклон. 
   Дождь лил как из ведра. Все время, не прекращаясь, переходя из фазы в фазу - "как из полного ведра" в "как из почти пустого". Но это в Женеве, а маленький городок Нендаз встретил меня сырым и плотным туманом, тугим и абсолютно лишенным прозрачной свежести, - сырость, плюсовая температура, видимость "ноль", Луны не видно - вообще нет, "Лунное катание" отменили, регистрацию аннулировали и новые, только что купленные Elan SpeedWay немым укором стояли у стены гостиничного номера - погода была явно не для этих классных жестких карвинговых лыж. Затаренное в холодильник пиво и атлантические креветки скрасили первый день безделья. В скитур городка меня уверяли, что мы находимся в таком месте где ветер, а они его называют "Фен", в любую минуту может подуть и изменить погоду. 
   "Любая минута" наступила спустя двое суток, ночью, обильным снегопадом, вертикальными снежными потоками, большими пушистыми хлопьями - циклон уходил и прощаясь оставил столько снега, что еще сутки чистили трассы и крыши домов, спускали лавины и ратрачили склоны. К "Лунному катанию" никто уже не возвращался. Терраса моего номера была засыпана ровным слоем пушистого снега под подоконник и, поэтому, пробуждение и первый взгляд за окно вызвало утреннее смятение - раннее черное небо и синий снег с явно видимой границей, прожекторы ратраков, утюживших склон и их количество - все вселяло уверенность, что трассы откроют сегодня. 

Терраса моего номера была засыпана ровным слоем пушистого снега под подоконник 

 Трассы действительно открыли и изголодавшийся в ожидании народ очень быстро заполнил собой все лыжное пространство - от фрирайдного катания до деревянных лавок в открытых барах на горе. Лыжебордеры активно общались между собой, обсуждая прекрасный и долгожданный катальный день - яркий, солнечный и такой насыщенный. Все обсуждали сегодняшний снег, кто успел "нарезать" первым и кто уже где откатал. 

Светало. Мы были первые у подъемника на Mont-Fort.

 В тот день мы - я и еще двое ребят из Берна были первыми у подъемника и первыми, поднявшись на вершину, ушли вниз, расписывая своей снарягой пухлый, воздушный как взбитый белок бизе, снег, белый и чистый, ныряя в пухляк и паря на его поверхности. Накопленная вынужденность простоя давала выход застоявшейся энергии и тогда ничто не смогло меня оторвать от, так долго ожидаемого, свободного скольжения.

понедельник, 2 мая 2011 г.

Горбоконык

   К тому времени я уже не один год предавался удовольствию свободного скольжения, а мои близкие были обречены на невольное погружение в горнолыжный позитив, немеренно излучаемый мною после каждого возвращения и многократно повторяемый при случае. Я пытался вовлечь их и приобщить, к сожалению, безрезультатно - непонимание, такое необъяснимое, становится стеной между катающимися и некатающимися. В тот год мне удалось вовлечь моего двоюродного брата Диму и к очередной поездке мы были готовы. Обладая естественной дружелюбностью и открытостью он быстро влился в наш дружный коллектив и стал "своим".
  Мы расселились в двухкомнатном блоке, заняв двухместную по родовому признаку, а шестиместную оккупировали остальные члены нашей команды.
   В Гудаури, к месту нашего ежедневного катания нас доставлял автобус марки КАвЗ, с единственной дверью, расположенной возле водителя и, открываемой им посредством ручного рычага - увидеть это творение можно сейчас разве что в старых фильмах Госфильмофонда, а сам водитель был полновластным властителем, соединяющий нас и гору. Группы, увозимые на этих автобусах, формировались, выстраивались в очередь и выступали вперед к месту посадки при подаче закрепленного за ними автобуса. Кто первый отъезжал от гостиницы - тот первый оказывался на горе и имел возможность первым срезать "вельвет", заботливо подготовленного трассовиками и тщательно отутюженного ратраками склона.
   С легкой руки нашего баса-Ильи автобус, закрепленный за нами, получил прозвище "Горбоконык" - то ли за внешний вид, то ли за урчаще-стучащий шум двигателя, но спустя пару дней употребления этого словечка, мы отождествляли его и с самим водителем. Желание, постоянное и нереализованное, полировать вельвет склона привело к решению установить дружеские отношения с водителем. Реализация желания была подкреплена выделенным количеством спиртного и поручено нам с Димой. С поставленной задачей мы справились, не оставив и капли недопитыми, "в дрова" споив нашего Горбоконыка и получив утвердительное "Да" на первоочередную подачу автобуса для группы, расстались до утра.
   Утром, на вопрошающие взгляды нашей группы, мы с гордостью людей выполнивших возложенные на них обязательства добросовестно и даже ценой собственного здоровья,  кивали утвердительно. После завтрака вся группа первая стояла на посадку - собранная, упакованная и готовая к свершениям. 
    Из-за изгиба дороги появился первый автобус - не наш. Вопросительные взгляды на меня и Диму! Второй и третий прошли мимо... Наш Горбоконык пришел последним. Увидев водителя мы поняли причину - землистого цвета лицо демонстрировало следы алкогольного отравления - осуждающие взгляды в наш адрес! - А че? А мы не че! Что выделили - тем и поили, то и сами пили!
   Всю дорогу Дима пытался объясниться с Горбоконыком и их диалог с временем приобрел свой, понятный им сленг общения - Дима поднимал указательный палец правой руки вверх и низким грудным голосом выдавливал из себя "И-ы!", чем вызывал осмысленный взгляд Горбоконыка, возвращающий его в реальность вчерашнего вечера, а Горбоконык, в свою очередь, то ли соглашаясь то ли протестуя, выжимал из себя глухое и отрывистое "И", разводил руками и, ничего не меняя, продолжал управление этим чудом кавказского автомобилестроения.

Гладь Гудаури

  Реабилитация пришла утром следующего дня. Мы были первые! И на посадке, и на подъемник и на горе. Мы резали кантами своей снаряги вельвет склона с тем портняжным мастерством с которым хороший раскройщик покрывает лекалом отрез ткани, не оставляя ни одного лишнего лоскута. Все было круто! Уже когда мы ехали обратной дорогой, укатавшиеся и наполненные энергией спусков до краев, уставшие и счастливые, мы с Димой были центром внимания - на этот пьедестал нас водрузили  водитель-Горбоконык и благодарность нашей группы, и чувствовали себя прекрасно - мы были поощрены чудесным катанием, а грехи вчерашних опозданий на каталку отпущены!