Переезд

   Я долго его уговаривал. Нет, не то, чтобы уговаривал - пытался рассказать, убедить, донести те переполняющие эмоции, которые овладевают нами зимой в горах, предлагал посмотреть в абсолютно счастливые и уставшие загорелые лица людей с лыжами и попытаться осознать, что делает их таковыми, пропустить через себя тот восторг, ту насыщенность, которая витает в этих, Богом созданных местах, пропустить, оставив в себе этот позитив. Я даже убеждал его, что, мол, если не понравится, то будешь знать, что ЭТО не твое, а если понравится - не прийдется сожалеть о тех годах, которые прошли без ЭТОГО. И он меня услышал или поверил, сейчас спустя столько лет сложно быть объективным, но он сказал "Да" и мы начали готовиться к поездке вместе. Он - это мой брат Дима - веселый и жизнерадостный двадцатишестилетний молодой человек, в обществе которого всегда так легко и комфортно было находиться.

   Подготовка к поездке в тот год, когда слова "перестройка", "гласность" - да простят меня те, кому не пришлось жить в то время - "время больших перемен", отличалась особой масштабностью в поиске чего-нибудь лыжного - дефицитом было все от носков до шапочки. Наши неодномесячные усилия увенчивались переменным успехом и мы приближались к заветной процедуре приобретения путевок к тому месту горнолыжного отдыха "куда есть"! Подняв группу сотоварищей уже не раз зарекомендовавших себя "я бы с ним в разведку пошел" я приобрел для нас путевки в Гудаури, Грузия - 108 км от Тбилиси с проживанием в поселке Козбеги, где из окон нашей гостиницы действительно наблюдалась гора Казбек - та самая с пачек папирос, популярного курева второй половины прошлого века, и ежедневным трансфером через Крестовый перевал - тот самый через который в Тефлис шествовали концессионеры - персонажи известного произведения Ильфа и Петрова. Я рассказывал Диме о людях которых я знал из тех кто должен был ехать с нами и им рассказывал о Диме, который должен ехать с нами - и все знали друг о друге заочно. Но никто не знал о переезде, о переезде, который неожиданно стал необходимым за несколько дней до нашего отъезда и который отвлек на себя столько внимания. 

Дорога в Гудаури, Грузия

   Переезд. Говорят, что один переезд - это как два пожара. Возможно эта аллегория и верна, но тогда я действительно горел, точнее горело все под ногами и вокруг меня, а главное горело время. Время неумолимо приближающееся к отправке поезда на Минводы - ежегодного маршрута доставки нас к Кавказским горам. Мы загружали бортовой ЗиЛ нехитрым скарбом когда группа собиралась в правом крыле здания железнодорожного вокзала - месте нашей, заранее оговоренной, встречи, где все отправляющиеся должны были, согласно давно заведенной процедуре, заполнять анкеты и прочие формальности. Мы разгрузили этот ЗиЛ когда группа окончила знакомство и я, с еще неделю назад собранным рюкзаком и лыжами, по завершению погрузочно-разгрузочных мероприятий, расчетом с такси, взмыленный с натянутой улыбкой на лице ввалившись в зал был удивлен отсутствием знакомых мне лиц - не было людей с лыжами в чехлах и без, одетых в яркие лыжные наряды, обычно громко разговаривающих и привлекающих к себе общественное внимание. На табло красовалось расписание отправления поездов - наш уходил через десять минут. Но Димы не было нигде - ни там где мы условились с ним встретиться, ни там где собиралась вся группа, да и самой группы не было. Их не было нигде! Были только купленные путевки на меня и Диму, наши железнодорожные билеты и были они у меня - у Димы не было ничего, ничего кроме своего паспорта и моего обещания, что все будет "классно".

   Преодолевая встречный поток попрощавшихся провожающих я втиснулся в наш вагон с криками "где Дима?!" и увидел его обреченно стоящего возле окна в проходе у второго купе, любезно предоставленном группой сотоварищей - Дима, обладая врожденной коммуникабельностью, видя мое отсутствие, сказал, мол, что он это он и вот, мол, его паспорт и вот загляните в списки группы - он там есть, и вот, в конце-концов фамилия того кто его затащил в это дело, а сам до сих пор не пришел. Он был услышан, моя фамилия, как подтверждение, была найдена в списках, а сам Дима был вовлечен в дружное плотное кольцо единомышленников, которое и вкатило его в купе. Меня уже не ждали. Диму разместили укомплектовав купе полностью. Мне же досталось место на верхней полке в купе по соседству. Мрачный Дима не разговаривая со мной нырнул на свою полку и поезд тронулся.
   Уже несколько часов поезд уносил нас на юговосток, мы миновали Ростов и покинули Ростовскую область, за накрытым объединенным столом подняли уже не одну рюмку "за снег", "за погоду", "за снежное братство", а наше с Димой братство еще демонстрировало трещину, так не к стати пробежавшую между нами. Я чувствовал свою вину и, не имея возможности объясниться, подавленный молча глотал тост за тостом до перекура, пока мы не оказались рядом.

   - Дим, не обижайся, - выдавил я из себя. - Я бы в Минводы  самолетом, если бы не успел. Он не дал мне дальше говорить, посмотрел на меня изучающе и по-доброму произнес:
   - Знаешь, так не опаздывают...
   - Больше не буду!
   Я рассмеялся и обнял его за плечо. Мир был между нами и радость усиленная алкоголем, раскрывала наши сердца, а поезд увозил нас к тем дорогим местам, где я скоро покажу ему, моему брату, все то о чем много лет рассказывал и чем восторгался, и подарю, до селе не ведаемую ему, радость - радость свободного скольжения.

Гудаури, Грузия

Утка по-пекински

    Количество и многообразие ресторанов Церматта не могло не породить желание каждый обед и ужин проводить в новом, другом ресторане. Мы отведали не один венский шницель, швейцарские колбаски и фондю, различные супы и штрудели, итальянские пасты, пиццы и равиолли. 

фондю накануне

Мы не раз трапезничали в различных заведениях на горе и в городке, и, сменив не одного представителя альпийской кухни, остановили свой вечерний выбор на небольшом ресторанчике, своим деревянным фасадом не раз привлекавший нас.

Matterhorn, отсуда мы разгоряченные отправились в этот ресторанчик

   Мы зашли в него с определенным желанием перекусить что-то легкое, ограничив вечерний рацион грибным супом-пюре, душистым альпийским чаем с яблочным штруделем. Официант любезно разложил перед нами меню, а когда мы уже были готовы сделать заказ, переклонившись через стойку нашего столика появился приятной внешности мужчина средних лет с мягким вкрадчивым голосом - повар этого ресторана. Он изготовил утку по-пекински удачно и хотел лично предложить ее тем клиентам, которые по его мнению, могли бы оценить его творение по достоинству. В наши планы не входила калорийная пища и я уже готов был отклонить его предложение, но Ник проявил настойчивость и после выяснений веса, формы подачи и прочего, мы совершенно точно поняли, что целая утка нам не по силам и на предложение повара подать нам только половину утки, предварительно разделав ее, мы согласились и сделали соответствующий заказ. Прошло не мало времени прежде чем в зале появился именно тот клиент, которому и была предложена вторая половина блюда или точнее блюдо из второй половины утки по-пекински. Им стала степенная немка преклонного возраста, зашедшая и одинокая, она разместилась за таким же одинокостоящим столиком лицом к залу, сделала заказ из винной карты. Бокал прозрачного стекла не преломлял содержимое - местное белое сухое вино, столовое и легкое. Именно к ней подошел повар, наклонился и с достоинством человека имеющего нечто, подробно рассказал о блюде. Немка приняла его предложение с радостью человека разбирающегося в кухне. 

   Мы уже закончили суп-пюре и наслаждались первым чувством насыщения, откинувшись на широкие спинки массивных диванов, в ряд огибающих столь же массивные обеденные столы, когда начались приготовления к подаче блюда за наш столик. Нам заменили приборы и тарелки, изменили сервировку, принесли два - для меня и Ника, длинных фарфоровых подноса с восьмью видами соуса каждый, в два ряда расположившихся в круглой формы таких же фарфоровых как и сам поднос, соусницах. Наша утка по-пикински предстала в двух емкостях толстого стекла, подогреваемых снизу спиртовками, под закрытыми металлическими крышками. Именно они стали тем детонатором, которые после открытия поваром взорвали пространство этим удивительным, насыщенным и увлекающим запахом. Тоненькие ломтики, аккуратно нарезанные и уложенные в вязкий тягучий сок не скрывали колечки корамболя, ананаса, других тропический овощей и фруктов, которых в блюде было множество. Голод, ранее уже утоленный, вспыхнул с новой огненной силой, с которой вспыхивают уже седые угли, получившие очередную порцию воздуха. Медленно, с наслождением я отправлял в рот тонкие, мягкие и сочные кусочки утки, украшая вкус разнообразными соусами. Соусы обостряли, дополняли, обогощали и без того замечательный вскус блюда. Мы насыщались им, наслаждаясь каждым действом, сочетанием, запивая и поглощая, вдыхая и окунаясь в новые вкусовые ощущения.
   Утка по-пекински это не то блюдо, отведать которое представляется возможным сезонно или территориально отдаленным. В многих ресторанах Европы, Америки и Азии я отведывал сие чудо гастрономии и объяснить себе такую восторженность, овладевшую нами в тот вечер, сейчас не могу. Не возьму на себя и ответственность описать вкус этого творения, но в память врезалось яркое послевкусие, а точнее то состояние душевного комфорта, которое овладело нами тогда, насыщенными катанием, вкусной едой и комфортностью.
   Нами овладело то чувство восторженности, которое овладевает человеком при кислородном голодании, веселость и праздность обволокли нас с первыми шагами по морозному ночному Церматту. Мы беззаботно смеялись над всем, что видели, что обсуждали, что вспоминали и каждое притяжение нашего внимания несло окраску позитива. Хорошее настроение сопровождало нас еще несколько дней и мы еще не раз вспоминали о том замечательном гастрономическом вечере, врезавшемся в нашу память своей насыщенностью и комфортностью. Церматт блистал своим многообразием, подтверждая заслуженно закрепившуюся за ним славу, славу Best of the Alps.

Маленькая хитрость

   Перед мной красовался и вызывающе, на фоне советского глобального дефицита, блистал своим сказочным наличием ярко зеленный женский горнолыжный комбинезон точь-в-точь размера, соответствующего изящным формам моей сестры - студентки-комсомолки и просто красавицы. Его покупка и стала отправной точкой ее горнолыжного приобщения. 

   Собранная экипировка, легла в сумки вместе с приобретенными путевками в гостиницу Иткол в Баксанском ущелье Приэльбрусья и мы преодолев невзгоды ж/д транзита и пятичасового автотранспортного пробега по бездорожью и разгильдяйству Минводы-Терскол, оказались в том месте, куда, собственно, и стремились. 

   Первый день пребывания в Итколе прошел по давно заведенному здесь сценарию - сортировка по группам катания (читай "обучения"), выделения счастливчиков свободного катания (читай "без инструктора"), выдачи инвентаря и знакомства с обучающим персоналом. 

   Я взял два дня катания "на отрыв" пока сестренку обучали "творческому ведению плуга" с обязательством посвятить ей часть катального времени начиная с третьего и, когда пришло чувство первого насыщения подъехал к их зоне обучения. У подножия Чегета их группа "бороздила просторы" лягушатника, и, с согласия инструктора "под свою ответственность", я увлек ее на двукреселку на которой мы медленно потянулись к кафе Ай и второй очередью на вершину Чегета, откуда нас ждал выкат в сторону ледника Семерка и далее, по южному склону вниз. 

Вид с Чегета на Донгузорун и ледник "Семерка"

  Постоянно контролируя удаление от вышек подъемников мы уверенно двигались вниз не приближаясь к цивилизации, постепенно осваивая и закрепляя навыки движения в плуге, параллельные лыжи, сбрасывание пяток в долину, загрузки-разгрузки и прочих приемов, без овладения которыми невозможно наслаждение чувством свободного скольжения. Тяжесть получаемых навыков пришла к сестренке раньше чем я ожидал, возвращаться к подъемнику по целине было сложно и на мое предложение "вниз или вверх?" она гордо кивнула в долину и мы продолжили движение. К часам двенадцати мы приблизились к Ай, все же оставляя его в стороне, так чтобы ей не были видны вышки подъемника, оттачивая азы горнолыжной техники, и всякий раз обещая ей, уже изрядно уставшей, что как только увижу кафе Ай, сразу же скажу ей и мы далее спустимся на подъемнике. Между следующими двумя вопросами "Ну, когда уже?" мы медленно проехали стороной Ай и прошли "точку невозврата". Я безвинно округлил глаза - мол, как же так получилось?!, можем вернуться! - и выслушав "Как ты мог?!" и "Я больше не могу" согласился с своей "виной", с своей маленькой хитростью. 

   Это был тяжелый и трудный для нее спуск. Спуск самопреодоления, становления и проверки своих сил и возможностей. Мы добрались до кромки леса, прошли по лесному массиву, перебрались через ручей и, уставшие и насытившиеся невольным приключением, добрались до Иткола. Ее землистого цвета лицо с отрешенным взглядом выражало готовность осуществления любого мероприятия, реализации любых задач. Она могла бы без оружия, с голыми руками идти на танки, вставать в атаку, идти вперед, превознемагая и преодолевая. Она могла все! У нее открылось очередное второе дыхание, запредельное. 

   Не раздеваясь, сбросив только буты и куртку, без обеда и питья, в ярком, зеленом комбинезоне, в том самом, подаренному мною перед отъездом, она рухнула как подкошенная на второй спальный уровень в своем номере, где и проспала до вечера следующего дня, более суток, не только не вставая, но и не повернувшись, в одной и той же позе, тушкой. Следующий день для нее был днем отдыха. Она ходила по снегу как по ковру, цену которому теперь знала, а окружающие ее люди, еще вчера обеспокоенные ее отсутствием за обеденным столом и в баре, с уважением смотрели на ее хрупкую фигурку, не веря в "покорение" ею Чегета в третий день знакомства с лыжами.
    Я еще и еще раз рассказывал о ее прохождении и каждый раз видел восхищенные, зажженные ею глаза других чайников-первогодок, и чувство гордости распирало меня - это она, моя сестра! - да простит она мне ту незначительную маленькую хитрость, которая сделала ее сильнее. 

Большой глоток

    Откатавшись пол дня на леднике Штубае, мы, с моим приятелем Колей, зашли в бар ресторана, расположенного на верхней площадке, и, наполненные радостью спусков, заказали себе коньяку Remy Martin. 

   Не владеющий, в должной мере английским, а это единственный иностранный язык, когда-либо изучаемый им, Коля из себя изрек "ту коньяк. Самый лучший!". Улыбаясь, девушка-бармен извлекла из стойки фирменный стакан с красующимися двумя буквами "RM" и с достоинством, присущем детям гор, отмеряв, налила дозу в 30мл, сияющая поставила его перед Колей. Фирменный стакан из тонкого стекла, в дизайнерском исполнении, красовался между барменом и Колей, с коньяком, едва покрывающем дно. Коля посмотрел на него и, с безразличием перевел взгляд на бармена, всем своим видом демонстрируя, что работа ее еще не выполненна в должной мере. Бармен, не понимая происходящего, вопросительно посмотрела на Колю, а он, в свою очередь, смотря ей в, не то, чтобы лицо, глаза, а прямо в зрачки, обращаясь ко мне, без тени улыбки на флегматичном лице, выдавил - "она, что прикалывается?!" Я рассмеялся, а бармен залепетала, мол хотите еще что-то?, удивленный взгляд Коли - "Что она спрашивает?" Я ответил. Не прерывая визуального контакта, он из себя выдавил "коньяка, я заказал!" и покачал пальцем над стаканом. Услышав слово "коньяк" бармен спросила "Еще?" и улыбнулась. Я перевел ее вопрос и Коля утвердительно кивнул.

   Из закромов стойки она извлекла токого же брата-близнеца с монограммой "RM" и отмеряв дозу, довольная собой, что непонимание, уже нависающее над ней и клиентом, удалось развязать, покрыла дно стакана дозой и поставила рядом с первым. Она ждала расчета. А Коля хотел выпить и ждал коньяка. Взгляд Коли выжидательно, без проявления агрессии, сверлил ее. Не понимая вызова, бармен обратилась еще раз, - мол, что еще желаете?, не прерывая визуального контакта, Коля ответил неизменным - "коньяку!" Она восприняла это как увеличение заказа и, повторив процедуру, поставила рядом третий стакан с фирменными вензелями, наполнив его дозой коньяку. Колино лицо озарила улыбка, не широкая, саркастическая, уголками рта, что по его мнению выражавшую пифагоровскую "Эврика!" С славянской щедростью и безрассудством, Коля одной рукой взял первый стакан, второй рукой - третий, и, уверенным жестом, на глазах изумленной бармена, опрокинул их во второй. Коля чувствовал себя героем, нет не тем, кто совершает героические поступки, а мифологическим Героем - тем, кто на собственных плечах держит небосклон, чтобы тот не упал на Землю. 

   Коля оказался в центре всеобщего внимания, и продолжая режиссировать ситуацию, обратился ко мне - "Скажи ей пусть нальет еще два таких же!" и показал на второй стакан. Я, уже не сдерживая улыбки, перевел бармену желание клиента, и спустя несколько минут мы поняли, что стало причиной замешательства, возникшего по ту сторону барной стойки - в баре закончилась бутылка Remy Martin,  Был уже третий час по полудни, и присутствие старшего бармена, имеющего полномочия к выдаче спиртного и ключи от хранилища, было необходимо. Девушка-бармен рассказывала старшему бармену - долговязому мужику средних лет, показывая взглядом в нашу сторону, и, "въехав" в ситуацию последний, с внезапно озарившей его лицо улыбкой, выдал ей новую бутылку, предварительно откупорив и вставив в, освободившееся от пробки горлышко дозатор. 

   С пониманием того, что от нее требуется, бармен уверенным жестом влила три отмеренные ею дозы в один и другой стакан и с видом, подчеркивающим окончание процесса, поставила перед Колей два стакана с тремя дозами в каждом - прихоть клиента - закон для персонала! Коля, увенчанный ореолом победителя - достиг своего! - и, точно знающий что делать далее, уверенным жестом объединил содержимое двух стаканов с первым, чем вызвал интерес всех работников бара и одобрительные возгласы публики. С достоинством жаждущего человека, для которого важен не только результат, но и процесс, поднял объединенный стакан и выпил содержимое одним большим, страстным глотком. Зал был в восторге! Самовлюбленность Коли была утешена. 

   Мы заказали еще по порции коньяку в три дозы каждую и рассчитавшись отправились на открытую площадку ресторана где смакуя коньяк, наблюдали как наступало "время потери солнца" - завтра утром мы опять приедем сюда, чтобы опять оставить здесь частичку своей души на нетронутом вельвете склона.